КОРОЛЬ ЛУИ КОТОРЫЙ

КОРОЛЬ ЛУИ КОТОРЫЙ СОННОЕ ЦАРСТВО СЕГОДНЯ ИЗОБЬЮ 30 ТИГРОВ ЕСЛИ БЫ Я БЫЛ ДИРЕКТОРОМ ЗООПАРКА ЧЕРЕПАШИЙ КОРОЛЬ КОРОЛЬ ЛУИ КОТОРЫЙ В году неведомо каком, любим кошачьей сворой, был в Котолевстве королем Король Луи Который. Гордился он своим хвостом, и хвост его, как в бане, исправно мыли в золотом восьмилитровом жбане. — Своим хвостом я восхищен! — хвастун хвостом кичился. — Нельзя позволить, чтобы он за мною волочился! И вот Луи в хвосте хвоста стеречь живые мощи поставил прихвостнем кота Луи Который Проще. И в Котолевстве стар и мал, все стали веселиться, пока сей прихвостень не стал на свой на хвост коситься. — Мой чудный хвост! — ронял слезу он в горе. — Не годится! Я королевский хвост несу! Могу и возгордиться! И возгордился он. И вот с тех пор и в зной и в стужу с его хвостом носился кот Луи Который Хуже. И в Котолевстве был покой, пока Который Хуже не обнаружил хвостик свой лежащим мирно в луже. Из положенья выход прост: довольствуясь судьбою, взять на себя был должен хвост Который Хуже Вдвое. Так в Котолевстве повелось, что нес (на всякий случай) Который Хуже Больше — хвост того Который Лучше. Крутились все, как в колесе. (Когда бы вы взглянули!) Не лямка — хвост! В итоге, все свой хвост и не тянули. Воображули! Кроме малышки позади, который был последний, последний всех котов среди… О маленький! О бледный! Несчастный котик позади — Луи Который Бедный. — Мой хвост — последний, как на грех, я знаю это твердо, но он не хуже, чем у всех! Я маленький. Но гордый! Он до того рассвирипел, что, плюнув, крикнул смело: — Я долго все это терпел! Бросаю это дело! Я, господа, не так уж прост! Я рабство не приемлю! — и шваркнул хвост, и шваркнул хвост, и шваркнул хвост о землю. Тогда Который Хуже кот последнему поддакнул и шваркнул тоже хвост, и вот Луи Который Проще кот — таков истории исход — хвост королевский шваркнул… Нет котовасий больше там, все стало, как обычно, и каждый — хвост свой носит сам, и все демо-котично. СОННОЕ ЦАРСТВО Последнее известие из города Фик-Фок: малютка жук по имени и отчеству Жу-Чок зевает так, что маленький все видят язычок! Ну как? Вам это кажется не важным? Понимаю. Но я вам тем не менее не зря надоедаю… Зевота прилипчива. Липче, чем кашель-чихота. И стоит зевнуть одному, все — за ним отчего-то. Известие только пришло от Жу-Чка к Дру-Жу-Чкам, как все раззевались — судите по их язычкам. Семь носов всего, и вот семь — под каждым носом — распустилось от зевот ртов, подобно розам. Согласно последним докладам зевота летит все дальше и дальше, ко всем, кто на свете не спит, летит через горы, поля, через сонный эфир, во все части света, на весь раззевавшийся мир, и каждый бормочет уже сквозь дремоту и лень: “Мне хочется спа-а-ать… Суматошный сегодня был день”. Уже трепыхаться не в силах никто. Две птицы Пцы-Пцы себе строят гнездо весь день и всю ночь. Кстати, это загадка, как им удается искусная кладка в ночной темноте… Но не нам размышлять над этой проблемой. Нам ясно лишь то, что они собираются спать. И это прекрасно. Сонливость ползет от двора до двора. Уже перед сном чистить зубы пора, и там, где Тянь-Шаня-Памиро-Гора и горло под нею полощет дыра летящим с вершин водопадом, — Тянь-Шаня-Памирные брат и сестра подставили щетки туда — номера! — и там чистят зубы! А вы, детвора, когда вы окажитесь рядом и зубы при вас будут, — эта игра вам очень понравится. Так что — ура! Последняя новость из замка Финты! Подъемные подняты в замке мосты, и старый подъемщик, зевая слегка, сказал: “Я мосты не налажу, пока молочница не привезет молока. Я спать буду. Милости просим потом с посылками или со срочным письмом”. Количество сонь постоянно растет, в постель отправляется сонный народ. В Ходулечном зале Ходульной страны ходули ходульщиков все у стены, ходульщиков так доконали ходули, что взяли они — да и в зале уснули. Не новость ли это? Ну то-то. Я знаю, что — новость. Поэтому надоедаю. На Северо-Западе в городе Хруп Горласто-Горнисто-Гогочущий Клуб утих. И в Горласто-Горнистые ниши отправлены горны. Пожалуйста, тише! Горласто-Горнисто-Гоготики трубили, устали их ротики, и спят, как и все… Но они по утрам всех вновь поднимают, подняв тарарам. Себя уложив, все уснули без сил. Складной Мак-Карон себя тоже сложил. А тем, для кого не пример Мак-Карон, пожалуйста — Цифра-Поверженных-в-Сон: четыреста тысяч пятнадцать персон! Подобные цифры ужасно прекрасны. Особенно, если вы с этим согласны. Как мы подсчитали? Вопросы нелепы. Все проще простого и пареной репы: у нас между Римом и Лимой, средь гор, есть Радио-Теле-Постеле-Прибор, Прибор, что находится под плексиглазом, и слышит, и видит своим Ухо-Глазом, держа под контролем всех жителей разом. Лишь соню уловит его Теле-Слух, он тихо качнется и выплюхнет плюх. Количество плюх нам тотчас говорит, что столько-то жителей спит. Случайно не болтаете во сне вы? Вот занятье! Пример для иллюстрации, чтоб вам иметь понятье: есть чемпионы мира — Болтающие Братья! Забалтывают насмерть друг друга Тот и Тот, и тем друг друга тешат, что языками чешут полвека напролет, болтая о мимозах, о грезах, о морозах, о розах и о грозах. Попробуйте — узнаете: нет ничего на свете полезнее для челюстей, чем словопренья эти. Случайно не гуляете во сне вы? Ну так вот. К нам поступила новость с Разболтанных Болот, из общества лунатиков: все члены этой группы гуляют, при гулянии вращая хула-хупы. Чтоб за ночь много миль лунатик проходил, он должен подкрепляться по мере траты сил, и он периодически кладет свой хула-хуп и вместо хула-хупанья он хлюпает свой суп. Хула-Хупо-Супо-Хлюпо- Лунатическая Группа! Есть также лунатики — их целый табор — у каждого на голове канделябр. Хоть капает им на носы парафин, они полуночники все как один. А если проснутся — им будет светло и ясно, куда их во сне занесло. Последняя новость! Улегшись в постель, свой хвост перед сном укусил Чиппендель. Он глуп, раз кусает свой собственный хвост? О, нет! Не спешите, не так уж он прост. Будильника нет у него! Между тем, он должен проснуться без четверти семь, а хвост его длинен, и этот укус как раз доберется до органов чувств без четверти семь, и тогда Чиппендель “Ой-ой!” возопит и покинет постель. Что касается будильников — у семьи из-под Затыльников стрелки, обегая круг, совершают ловкий трюк: не тик-такают они, а так-тикают они, вместо тика такая, вместо така тикая. Скорость обращения стрелок просто дикая. Вместо така тикая, вместо тика такая, хоть они торопятся — польза в них двоякая: экономят время — раз, спит быстрее спящий — два-с! Какая ночь для храпа! Есть несколько юнцов, храпящих лучше многих. Сильней, в конце концов. Сногсшибательные Храпуны Сногсшибательной Страны — Храп-мейстер Фрак и его Хра-по-трясающая Группа! Эта Группа нахрапом берет твист, чарльстон, рок-н-ролл и гавот, да так громко, что сорок слонов убежали бы от сосунков. Фрак — храпчайший средь них, так как он всунул голову с храпом в бидон! Город вряд ли уснул бы, когда б не за городом буйствовал храп. Там, где Средне-Большая равнина, два прелестные спят бабуина. Вместе с ними Поверженных-в-Сон станет ровно один миллион двести тысяч пятьсот тридцать пять! Что за цифра! Не в сказке сказать… Спит лось. Снится лосю морс. Спит гусь, снится гусю мусс. Если морсы лосиные снятся лосям, если муссы гусиные снятся гусям — хорошо. Если ж муссы гусиные снятся лосям, а лосиные морсы — гусям, — очень плохо. Морс лосиный — морс для лося, не для гуся, мусс гусиный — мусс для гуся, не для лося, бойся, лось, не суйся, гусь, не суйся, бойся! Я прошу тебя, лось, я прошу тебя, гусь, чтоб чего не стряслось, вы не пейте… боюсь… что во сне… догадались?… Да-да! О, не пейте во сне никогда! Клуб “Старая Калоша” на воде прекрасно грезит, более — нигде. Еженощно спускаются крошки вниз по речке по Старокалошке. Раз в неделю они пристают к бережку для ремонта посудин — их Калоши изрядно текут. Но сегодня в Калошах блаженство и грезы, потому и в рассказе нет места для прозы! На скрещенье дорог, что в пустыне Киш-мар, пять уставших торговцев сложили товар. Как вчера, они нынче пытались опять семена Надуванчиков выгодно сдать… Хоть чуть-чуть бы купил кто-нибудь! Так ведь нет. Ни в какую не сбыть! Они спят, завтра снова им в путь — семенить, семенить, семенить. На скрещенье двух дорог они спят без задних ног. Населенные рощи, леса отключили свои голоса. Все нашли себе ложе. Кто — где. На земле, в небесах, на воде. На животиках спят и на задиках, в норах, в трещинах, в парках и в садиках. Всюду спящие входят в азарт — представляете, их — миллиард! Спят в скважинах бурильных и замочных, в вечерних институтах и заочных, спит червяк на крючке — вот вам слово! — он спокоен — сейчас не до клева. Спит и кит, и фонтан его спит. Свет в Заморске и то не горит. Радио-Теле-Постеле-Прибор дает триллионы! О чем разговор! Спит пять триллионов шестьсот миллиардов семьсот миллионов и два существа! А вы? Вы не спите? Пора, детвора. Когда вы погасите свет, Прибор вас прибавит и выдаст ответ, что 5 триллионов 600 миллиардов 700 миллионов и три — уснули, чтоб спать до зари. Короче — спокойной ночи! СЕГОДНЯ ИЗОБЬЮ 30 ТИГРОВ Сегодня изобью 30 тигров… Ну, 29. Так. Ты, из оравы самый кучерявый, будь любезен в сторону шаг! Влеплю 29 тиграм… Не привыкли к битью? Ладно, этих, что с краю, отпускаю. Ограничимся двадцатью. Отделаю 20 тигров… Что поджали хвосты? Так и быть, первый ряд, вы свободны, отправляйтесь куда угодно. Ваши когти не слишком чисты. Отколошмачу 13 тигров… М-да… Вы, смотрю, приуныли совсем. Не пристало таких избивать, чуть живых. Хорошо, пусть останется семь. Получат 7 больших тигров… Ну-с, вы кажетесь сонными, а? Тот, кто еле стоит, пусть пойдет и поспит. Я подраться могу и с тремя. Врежу трем огромным тиграм… Ах, как солнце палит! Жаркий день! Голова не болит? Если — да, эти хилые два отправляются в тень. Всыплю одному могучему тигру… Но… Ты знаешь, беда — близок полдень. Мне хочется есть. Подожди меня здесь. Пообедаю — и уж тогда… ЕСЛИ БЫ Я БЫЛ ДИРЕКТОРОМ ЗООПАРКА — Ну что ж, хороший зоопарк, — сказал малышка Тим. — Его директор, как-никак, весьма гордится им. Но был моим бы зоопарк, — сказал малышка Тим,- я в нем бы сделал все не так. Когда б он был моим… Львы и тигры и всякая прочая тварь неуместны сейчас, это было и встарь, их в любом зоопарке навалом, не в новинку они, устарел инвентарь, клетки — настежь! по ржавым засовам ударь — это будет хорошим началом. Я таких разыщу вам зверей, что не снились ни старым, ни малым. Лев-четыре ноги? — Чепуха! Верь-не-верь, десять ног и не меньше должно быть теперь, чтоб по пять было слева и справа. “Ну и ну, — скажут зрители, — браво! Этот Тим поработал на славу, его лев — удивительный зверь!” О моем зоопарке любой ротозей скажет доброе слово. Пришел и глазей сколько хочешь на чудных зверей. Вот вам Курица-Дива породы такой, что в ее хохолке есть гнездо для другой, у другой в хохолке — для другой, а у той есть гнездо для другой, а над ней есть еще и еще… Э-ге-гей! То ли будет потом! То ли будет, когда я войду в униформе, ведя под уздцы огромадного Слонокота! — все проглотят свои леденцы и вскричат: “Не хватил ли он лишку?! Вы не знает, где он такое берет? Его звери какие-то наоборот. Где охотится этот мальчишка?” Вот что сделает Тим с зоопарком своим! Чтоб Невиданных Чудищ поймать на аркан, мне придется отправиться в Тмутаракань, не искать самых легких путей и продрогнуть до мозга костей. Дальше полюса, в бурю, по мрачной погоде, разохотясь на лыже-на-сано-на-ходе, я добуду семейство Сам-Знаешь-Кого. Зоопарк будет — во! В пустыне Нантаккет, где страшная пыль, я в пыльный мешок наловлю Простофиль. “Мне по сердцу, — скажет любой, — его пыл, так много зверей он уже накопил, и диких и тихих на вид… Чем завтра он всех удивит?” Оленя изловлю! Такого миленького, и маленького, и неуловименького, что если б не рога, все было б гладко — любой малыш бы взял его в кроватку. Раз мы заговорили о рогах, я привезу оленей — просто “ах!”: там папа, мама, две сестры и брат. Хоть каждый в их семействе и рогат, у них рога срослись у всех подряд, и каждый член семейства был бы рад, распутавшись, сказать себе: “Ага, теперь я знаю, чьи на мне рога!” Есть добрые зверюшки, те, что сами к тебе идут — их только позовешь, но есть такие — голыми руками, как ни старайся, в руки не возьмешь. Для хищных, для уродливых, для ушлых, для тех, что ушлых круче и хитрей, я разорюсь на Адскую Ловушку Для Трудновоспитуемых Зверей. Она и денег стоит и хлопот. Зато охотник с ней не пропадет. Потом я из Африки, с острова Йорка, доставлю Мазурку в чепце и в оборках, — тот вид канарейки, чья длинная шейка намного длинней, чем сама канарейка, и если она в полвторого в апреле съест зернышко проса, — оно еле-еле дойдет к тридцать первому мая до цели. Средь прочих штук — жук, — не экспонат — прелесть, — на голове пропеллер есть! И этот друг вдруг, взмыв, взмыв, описав круг, как прыгнет — вот черт! — есть мировой рекорд! Из Бостона в Техас — раз! Без посадок. Каков асс?! Жука-рекордсмена поймаю. А следом за ним к добычам своим прибавлю Тик-Тактика-Тая. Смотреться будет зверь такой отлично, особенно хорош его живот, где крестики у ноликов обычно выигрывают. И наоборот. Где речка Сырборск и гора Помидорск, я зверя найду под названьем Уморск, похожего очень на зверя Касторк, он ест кукурузу и страшный обжорск, и хлынут все люди ко мне без разборск, и скажут они: “Это просто восторсг! Уж мы не хотим удивляться, но Тим нас всех потрясает размахом своим”. В Сибири добуду пичужку Полушку. Ее черепушка, как чушка в печушке, и синее брюшко. Добуду пичужку. Все ахнут: “Он не ест, не пьет, не спит! Что будет дальше — кто вообразит? Таких директоров не видел мир!” Тогда и отплыву я в Пыр-Мыр-Дыр и при- та- щу Мурашку, Буйвака, Туптицу, Дуроленя, Штапелька! Я буду охотиться в Джунге-Мажунге, где водятся злые Харунги-Марунги, Харунги-Марунги из Джунги-Мажунги получше живущих на Клунге-Малунге и краше живущих на Тьфунге-Мафунге! Я буду охотиться в Джунге-Мажунге, а вовсе не в Клунге и Тьфунге-Мафунге. Увидев Харунгов, народ возопит: “Малыш этот так на работе горит, что эта бодяга ему надоест, на этой бодяге поставит он крест!” Крест? Очень возможно. Но прежде того поймаю Визжалку-Брюзжалку-Ого! — крупнейшую птицу, которая с ходу съест дуб и сосну, так как любит природу. Внимание! Вот она! Толпы народа примчат в зоопарк. “Молодой человек набил зоопарк свой, как Ноев ковчег! — воскликнет народ. — Он отбором своим прославил себя, он талантище — Тим!” “Ува! — воскликнут все. — Ува! Не зря сюда пришли! Здесь золотейший зоопарк на всем лице земли!” — Да… Был моим бы зоопарк, — сказал малышка Тим, — я в нем бы сделал все не так. Когда б он был моим… ЧЕРЕПАШИЙ КОРОЛЬ На острове дальнем-предальнем Чик-Трак Его Черепашество правил Черпак. Был пруд аккуратен и чист. И воды в нем было с избытком. И пропасть еды. В подводных чертогах страны черепах царило всегда благоденствие. Ах! Царило… Но вдруг Черпаку не мила его Черепашия стала: мала! “Я шах-падишах черепашен, но я не прочь посмотреть и другие края. У этого мира так много сторон! Его Черепашество терпит урон! Я вижу лишь пруд свой, взобравшись на трон! — вздыхал в огорчении он. — Ах, если мой взгляд зачерпнет целый мир, я буду властитель его и кумир!” Его Черепашество шах-падишах Черпак поднял руку, и тут же на взмах руки черепашки приплыли к подножию трона, в чем были. И он сделал башню из всех девяти, и вышла из них Черебашня почти. И влез на девятый этаж он, и вытянул шею, как шпиль: “О, как я силен и отважен! Я вижу на несколько миль вокруг! Все мое! Все, что видят глаза! И эта корова! И эта коза! И домик, и кустик вон тот, и тот возле кустика кот! Я козо-кошаче-коровий король — какая чудесная роль!” Черпак наслаждался. Но около трех послышался жалобный вздох. И свесившись со своего этажа, “В чем дело?” — спросил черепаший паша. Вздыхал Черепыжик. Утратив красу, он пыжился в самом низу. “О, Ваше Величество, так высоко строение Ваше и так велико, что быть в основанье строения и больно и нет настроения! Болит то одна, то другая конечность, мгновение длится как вечность, и хоть мы рептилии с Вами, пора проявить человечность! О, как я хочу на подушку свою положить черепушку!” Черпак закричал: “О пощаде, слабак, напрасно ты молишь! Я шах-падишах! Я король! Я Черпак! А ты Черепыжик всего лишь! Мое! Все мое! Все, что видят глаза! И эта корова! И эта коза! И домик, и кустик вон тот, и тот возле кустика кот! Хочу преумножить, — Черпак прогремел, — все то, что имею и все, что имел! Хочу, чтобы составилось вместе не девять, не десять, а двести! Ко мне черепахи!” И вот черепахи на голос почапали в страхе. И все черепашки, и все черепашечки надели рубашки свои и рубашечки. И все черепышки, и все черепышечки надели штанишки свои и штанишечки. Семью за семьей гонит страх. В пруду — пруд пруди черепах. С дядьями плывут и с кузинами, с отличниками и разинями, с красавицами и образинами. И топчат друг дружке они черепушки, и лезут наверх, и сопят, и сами собой Черебашню растят. Она упирается в небо уже. Черпак на двухсотом сидит этаже. И вытянув шею, как шпиль, он видит на тысячу миль вокруг! “Все мое! Все, что видят глаза! И эта лоза! И над нею оса! И эта гроза! И под нею гюрза! И роза, и в розе роса! О, Боже, какая краса! Я вождь вожделенной Вселенной — великий, всесильный, нетленный!” И вновь донеслось из-под трона подобие стона: “О, Ваше Величество, славен Ваш трон! Примите нижайший поклон! Мы верим, что вид с Черебашни роскошен, но снизу он скучен и тошен! К тому же известно ли Вам, что панцири наши по швам трещат, Ваша честь? И хочется есть!” Черпак разозлился: “Заткни свой фонтан! Я царь, император, калиф и султан! Я послан с небес, и для твари земной я — Бог! Никого надо мной!” Покуда Величеству вылось, тихонько луна появилась. Величество удивилось: “Я бы знать хотел, кто и как посмел надо мной взойти? Средь небесных тел — беспредел, поди! Беспредел! Я прикажу планеты высечь! Я трон воздвигну в небесах! Подать сюда сто двадцать тысяч семьсот пятнадцать черепах!” От этих задвижек икнул Черепыжик — команда с высокого пика была не по силам ему, а также противна уму — и трон покачнулся от ика. И тот, кто кричал в небеса: “Мое! Все, что видят глаза! И эта корова! И эта коза! И эта лоза! И над нею оса! И эта гроза! И под нею гюрза! И роза, и в розе роса…” И тот… Или лучше: и тут Величество шлепнулось в пруд. И вся Черебашня за ним, под шлепки, рассыпалась на черепки. Ну, в общем, положен конец безобразью. Все твари свободны. Черпак царит над родимою грязью на острове дальнем-предальнем Чик-Трак.