Слон Хортон Высиживает Яйцо

 

Ленивая Мэйзи вздыхала в гнезде:
"Какая, о боже мой, скука!
И ноги болят,
И ломит везде,
И эти противные ветки расте-
ний бесят меня
День ото дня
Все больше и больше. Вот мука!
Нет, я не могу! Не хочу! На-до-ело!
Сидеть на яйце — неприятное дело,
И, кроме того, изнурительный труд!
Все пляшут,
Все скачут,
Все песни поют,
А я им, как дура, высиживай тут!
Ах, я бы могла полетать, отдохнуть,
Когда б за меня здесь, в гнезде, кто-нибудь,
Хоть кто-нибудь тут посидел подходящий,
Какой-нибудь дур… то есть, друг настоящий!
Ах, я от тоски умираю одна…

Тут Мэйзи внизу увидала слона.

"Эй, Хортон! — лентяйка, нахохлясь, кричит, —
Не видишь, усталая птица сидит?
Смени-ка меня ненадолго — без дела
Слоняться, небось, самому надоело.

— Помилуйте, — слон рассмеялся, — соседка,
Ведь я не воробушек и не наседка,
Я просто гора по сравненью с яйцом,
Как треснет оно, так и дело с концом!

— Да ну, ерунда! — ему Мэйзи в ответ, —
Совсем ничего в этом сложного нет.
Ты теплый и мягкий, хотя толстокожий.
Я верю в тебя, дорогой мой, ты сможешь!

— Нельзя. —
слон сказал.

— Я тебя умоляю!
Клянусь,
Я вернусь,
Только чуть погуляю,
И сразу назад! Обещаю! Чуть-чуть!
Да ты не успеешь и глазом моргнуть!
Ну что тебе стоит, а? Что тебе стоит?!

— Но дело совсем не такое простое… —
Задумался Хортон, — Ну что ж, так и быть.
Попробую вас на часок подменить.
Летите спокойно, яйцо будет цело,
Я слово слоновье даю.
— Ура! — Мэйзи спела
и прочь усвистела,
Слона не дослушав — фью-фью.

А Хортон взял палку: "Конечно, оно
На дерево влезть и не так мудрено,
Но надо сначала подпорки возвесть
И сделать насест, а тогда уже лезть."

И вот, чуть дыша,
сел он бережно,
Нежно,
Туда, где дремало яйцо безмятежно.

И сам улыбнулся:
— Вот это наседка!
Боюсь, что такие встречаются редко:
Ни крыльев, ни перьев, и весом притом
В три тонны… Зато мы терпеньем возьмем!

Весь день он сидел
И яйцо согревал,
А ночью гроза налетела,
И шквал
Ревел,
гром гремел,
В землю молнии били,
И волны дождя ледяного катили!
— Вот влип, так уж влип… — бедный Хортон кряхтел
Не спится на птичьей квартире.
Врагу не желаю так ночь провести…
Авось, попрыгунья не сбилась с пути.

А Мэйзи меж тем на далеких Гавайях,
Вовсю отдыхая,
По пальмам порхая,
Решила, что жизнь ей подходит такая —
Что лучше остаться там жить навсегда
И век не видать ни яйца, ни гнезда.

И, стало быть, Хортон сидел и сидел…
Уж лес пожелтел…
И потом опустел…
И снег полетел,
Все вокруг белым стало,
А он все сидел, как сугроб небывалый,
Упрямо твердя про себя, как стихи:
— Яйцо не… Апчхи!.. не замерзнет! Апчхи!
Я слово слона не напрасно давал,
Слоны не бросают на ветер слова!

Но вот миновала зима,
а весна
Другую напасть припасла для слона:
Друзья набежали веселой гурьбой…

— Эй, Хортон, дружище! Что это с тобой?
— Глядите! — Ого! — Мы глазам не поверили!
— Слон Хортон в гнезде восседает на дереве!
— Он страус, наверно! — Фазан! — Коростель!
— Глухарь из семейства ушастых тетерь!

Они посмеялись, они разбежались,
Тяжелые ветки со скрипом качались,
Большие цветы распускались везде,
А Хортон сидел одиноко в гнезде.
Ему бы удрать,
Пойти поиграть,
Но он продолжал про себя повторять:
"Пусть колются ветки, щекочет листва,
Слоны не бросают на ветер слова.

Пускай мне несладко, не встану с гнезда!"
Но Хортон, бедняга, не знал и не ведал,
Что сзади уже надвигалась беда:
Три бравых охотника крались по следу.

Треск ветки! И птица вспорхнула!
И слон, обернувшись назад,
Увидел: три черные дула
Ему прямо в сердце глядят.

Спасаться ли бегством проворно?
Ползти ли в густые кусты?
Но Хортон спокойно и гордо
Глядит со своей высоты.
И плечи упрямо расправив,
Холодный и строгий на вид,
Надменно охотникам бравым
Он так из гнезда говорит:
"Стреляйте! Ну что же, стреляйте!
Но я не уйду, так и знайте!
Пусть кончится гибелью эта глава —
Слоны не бросают на ветер слова!"

Но выстрел не грянул!
И думает слон:
"Я жив? Это странно!
Я сам удивлен."
И падают ружья:
"На дереве?" — "Слон?"
"Позвольте… неужто?"
"Я просто сражен!"

"Как странно! Как ново! А вдруг это модно?
Нет-нет, не стреляйте! Ха-ха! Бесподобно!
Умора! Возьмем его, братцы, живым,
За деньги, за денежки в цирк продадим!"

Тут сучьев покрепче они нарубили
И клетку с колесами соорудили
И дерево в кадке поставили, вместе
С гнездом и несчастным слоном на насесте.
Впряглись, потянули: "Эй, ухнем, раз-два!"
И скрылись, и ветер унес их слова.

И долго они пробирались по скалам,
Ущельям ужасным, горам небывалым,
И клетку тащили, пыхтя, за собой,
Пока не спустились на берег морской.

А там — на корабль, и вперед по волнам,
Но качка, увы, непривычна слонам.
То вверх подлетая,
то падая вниз,
Твердил он, глотая
то брызги, то бриз:
"Бросы не слонают…
Слоны не брова…
Ой, мячет, как скачик, моя голова!"

Спустя две недели — какие недели!
О, как эти волны слону надоели! —
На палубе юнга высматривал зорко
Огни городские ночного Нью-Йорка.
Рассвет, и портовая пристань видна,
И с грохотом вниз опустили слона
На тросе стальном, на железном крюке,
В гнезде, на насесте, на узкой доске.
И сделка готова,
Цирк платит сполна —
Да кто же не купит такого слона!

Продали в цирк! И с тех пор по аренам
(На выходных — по удвоенным ценам)
Всюду возили слона напоказ:
Москва (штат Айдахо), Париж (штат Техас),
Лас-Вегас, Лас-Пальмас, Хо-Хо-Кус, Дайтона…
"Слон на яйце! Настоящий, в три тонны!
Сам туда влез и не прыгает вниз,
Шутка природы? Загадка? Каприз?" —
Люди смеялись и тыкали пальцем
В Хортона. Стал он несчастным скитальцем,
В шумных собраньях он был одинок,
Мрачно молчал и глядел в потолок,

Лишь губы его шевелились едва:
"Слоны не бросают на ветер слова!"

Но вот как-то раз, двадцать пятого мая,
Давал представление цирк на Гавайях,
В том самом курортном раю, в Гонолулу,
Куда от гнезда и труда улизнула
Прогульщица Мэйзи.
Болтаясь без дела,
Конечно, она с высоты углядела
Толпу и флажки циркового шатра:
"Ура! В цирк хочу! Цирк приехал! Ура!"

И Мэйзи, дугу прочертив в небесах,
Пикирует книзу, врывается в дверь
И к самой арене торопится… "Ах!
Я вас узнаю, удивительный зверь!"

И Хортон, в глаза ей взглянув, побледнел,
Но вслух ничего ей сказать не успел:

Как раз в этот миг оглушительный треск
Послышался из-под насиженных мест!
"Я слышу царапанье и бормотанье,
И скрип скорлупы, и по стенкам шуршанье —
Как будто и впрямь я не даром сидел
На этом яйце сорок восемь недель!
Мой птенчик, он здесь! Чудеса из чудес!" —
Слон Хортон вскричал, покидая насест.

"ТВОЙ?! — Мэйзи вскипела, сама не своя, —
Ты жалкий обманщик! Хозяйка здесь Я!
Похитил яйцо бедной птички! Позор!
Прочь, прочь от гнезда, лопоухий ты вор!"

И медленно слон отступил, оглушен…
И сердце разбито, и слышится звон —

Нет, это яйцо раскололось на части!
Пестреют осколки невиданной масти,
И Хортон, так долго сидевший в гнезде,
На дереве, в звездной ночной пустоте,
В дневной суматохе и в качке морской,
Терпевший дорожную скуку, и холод,
И зной, и насмешки толпы цирковой —
Глядит: у птенца-то
ДВА УХА И ХОБОТ!
"Как, хобот?! Возможно ль? Такой же, как мой!"

Все с мест повскакали, смеются, кричат:
— Да здравствует слон! Браво, Хортон! Виват!
Директор протер кулаками глаза:
— Под куполом цирка, и вдруг — чудеса!
— Да как же назвать нам его, наконец?
— Птенец слоноухий? Крылатый слонец?

Но так и должно быть, должно быть, ДОЛЖНО!

…Кому-то обидно, кому-то смешно,
Но все согласились, что дело по чести
Сейчас разрешилось на птичьем насесте.
Весь цирк зашумел: "На свободу, герой!"

Слон Хортон счастливым вернется домой,
А там уж на крыльях гуляет молва:
Слоны не бросают на ветер слова!

перевод Дмитрия Манина и Юли Фридман